|
и все далее расстилается снег - чтобы строить
линию на горизонте -
Г. Айги "Линия - 1" (из цикла "Долгое рисование", 1993)
Снег и белизна это,
пожалуй, доминанта творчества Петра Петрова последних лет. Так было не
всегда. Весна, лето, осень и их разноцветье в свое время также
присутствовали в его работах, но белый цвет это такой цвет, который
поглощает все остальные и является в этом смысле абсолютным. Его
генеалогия от К. Малевича стадии белого квадрата и художников - строгих
геометров, также любителей статики повторяющихся композиций, или
элементов их составляющих, очевидна, хотя, скорее всего, здесь надо
говорить о парафразах, аллюзиях и интертекстуальных перекличках.  Это вполне естественно для художников, которые тоскуют по иному,
преодолевают "то, что люди называют жизнью" (Н. Бердяев) и тем самым
совершают выход в иное пространство. Мы имеем в данном случае
дело с метафизическим ландшафтом, он ментален, создается в мысли, и П.
Петров демонстрирует нам не "чувство природы", а некие воображаемые
топики, в которых, как правило, есть небо - горизонт - земля. Как и
другие художники этой традиции П. Петров одинок "перед лицом трансцедентного";
и, тем не менее, он окончательно не отрывается от почвы и сохраняет
некую фигуративность. Он один из немногих чувашских художников, который,
не изменяя себе и своему внутреннему вúдению, обрел свою композицию,
цвет (бессознательное предпочтение белого) и структуру отдельного холста
как иконического и символического
Знака. Он постоянен в анализе некоторых начал и умозрительных
со-стояний как природы, так и человека, ее воспринимающего.
Но следует также отметить, что б е л ы й цвет это любимый цвет Çűĺťі Τŭŗă (чувашского верховного Бога) и его сына Kiremet’a. То есть, П. Петров отмечен белым и с точки зрения традиционного, собственно чувашского мировосприятия. Сравни у Г. Айги:
слава белому цвету - присутствию бога
(…)
снегам рассекающим - сутью бесцветья
бога лицо
светлому - ангелу - страха
цвета - лица - серебра
(Заморская птица, 1962)
 …Петр Петров родился в деревне Кильдюшево, в отдаленном южном районе Чувашской Республики в
апреле 1950 года. Детские годы его прошли в Казахстане. В 1967 году он
возвращается в Чувашию и поступает учиться на художественно-графический
факультет Чувашского педагогического института. В те годы напряженный
поиск национального стиля чувашского искусства и самого себя осуществлял
Анатолий Миттов (1932-1971), судьба которого оказалась трагической, а
его прорыв определил во многом пути становления и развития чувашской
школы живописи и графики. П. Петров также художник постмиттовской
генерации, но остается личностью обособленной, стоящей вне направлений и
каких-либо групп. Зато он настойчиво и упорно продвигался по своему
пути, отсекая все суетное и несущественное. После окончания института,
обеспечивая себе хлеб насущный, П. Петров преподавал с перерывами
(Дагестан, Тыва, кафедра изоискусства Чувашского педагогического
института, детская художественная школа, кафедра дизайна Чувашского
университета).
Художник работает в жанре
пейзажа, реже натюрморта и еще реже - портрета. Есть у него и чисто
беспредметные композиции, которые складываются из разноцветных
квадратиков, прямоугольников.
В его творчестве постоянно присутствует некое философское противоречие.
С одной стороны, тяга к конкретным "местам". И это понятно. Ведь
ландшафт (> пейзаж), может быть, как никакой другой жанр -
провинциален, локален и, следовательно, выявляет таящуюся в самой
природе национальную субстанцию. (Исходная точка зрения чувашского
националиста - понимая национализм, как позитивный способ мышления: есть
единственное место в мире, где может сохраняться мой народ, язык и
культура, это Чувашская Земля (= Lebensraum), или село Слакбаш (где
родился классик чувашской поэзии Константин Иванов (1890-1915)), или
яльчикские деревушки, с окружающими их полями; я оберегаю и храню в
своей душе эти "места", потому что испытываю к ним странное и
неизъяснимое чувство любви (по Платону, "тайна любви это состояние,
которое хоть на время дает общение с чужой душой и через то
воссоединение с потерянным всеединством").
…ein Sichtbar-Werden des Unsichtbaren.
Пейзаж Петрова
- неуловимо чувашский. Скрытно чувашский. Теснящиеся, будто игрушечные
домики, а вокруг открытое пространство. Безлюдье. Фигуры либо исчезают,
либо так теряются на фоне изгороди, или дома, что их словно нет. Солнце
не греет… Обрубки деревьев, иногда же деревья расцветают фантастическими
цветами. Лошади, гуси… Странные птицы. Отчего же чувашский? Это
узнается по согбенным фигурам женщин. А может быть, такое вопрошание:
Маленький народ,
заброшенный в мир - для чего? Скоро поднимется метель. Как мы будем
идти, не зная цели? И это ли наш путь? Опять одинокие женщины, бредущие
по дороге через поле. Куда?
Или вот, скажем, "Зима" (1996): Абсолютная
белизна снега и неба. Метафизическая деревня - нагромождение домиков с
темными окнами. Там - ни души. И только здесь, на девственной простыне
снега, танцует, поет, в платье с оборками, узорчатом платке чувашская
женщина. Лицом к деревне, где нет никого. Тайна сюжета ее жизни.
…Радуясь снегу? Душа успокоится.
В не столь частых "летних"
работах бывает и дыхание теплого солнечного дня. Например, в слакбашских
пейзажах (1987-1989). И все равно пустынность местности, которая
навевает тоску, щемящая пустота души.
Другой стороной ландшафтов П. Петрова является их предельно обобщенный
характер. Художник пишет не физическую натуру, а метафизическую.
Чувашская деревня под цветным (зеленым, синим, фиолетовым, белесым и
т.д.) небом. Странных очертаний (клочки ваты) облака. Но это небо
пустое, оно уже не слышит нас. И на переднем плане вода, которая
удваивает метафизическую картинку и дает некое иное измерение…
П. Петров долго обдумывает,
выстраивает геометрию своих пейзажей. Его метод это - расставить с
точностью до сантиметра, миллиметра свои любимые объекты в пределах
своего иного пространства.
Есть реальная география
"странствий" художника, и есть платоновское всеединство или же
пространство Духа (по крайней мере, то пространство).
Что касается категорий "духа" и "белого", а также основного философского
противоречия между "местом" и Универсумом, то здесь неожиданно
всплывает один комментарий Г. Айги к своему раннему стихотворению
(Женщины на улицах, 1961): "В те годы навязчивым было одно
представление: казалось, что человечество представляет собой одно
нерасторжимое, цельное, единое "тело" ("дух", осуществляющий,
провоцирующий это родство, и назван "интриганом"):
в белом интригане белеем;
в духе, (наше) родство провоцирующем;
что же пусть кажется белым;
Статичный мир Петрова: нежилые
дома, клети, амбары, дерева, редкие фигурки людей. Несколько
посторонними выглядят самолет, стрекоза-вертолет или появляющийся на
некоторых холстах силуэт храма. Персонажи и объекты, сюжет их
взаимодействия словно пребывают в п у с т о т е. Опустошенная земля,
пустое небо, фигурки людей словно хотят уйти в снега, раствориться в
белизне. Спокойная глубина белого. И даже линия горизонта иногда
исчезает. Все теряется, пропадает в плотной пелене белизны. Но холодно
сияет одинокое дерево в чистом поле, укрытом снегом. "Все дальше в
снега", - как говорил Айги.
Художник тяготеет к состоянию сумерек, переходному от света к тьме.
Природа в это время затихает, успокаивается. Первый пейзаж, имевший
публичный успех (1972), так и назывался "Сумерки". Именно в сумерках
зарождается тоска, как тяга к творческому порыву.
В ряде работ последних десяти
лет художник далеко продвинулся на пути постижения белого, неизменных и
объективных реальностей. Осталось сделать еще один шаг к абсолюту Белизны.
В творчестве П. Петрова
статика, покой и тишина - это разряд прибежища для мятущейся (мятежной)
чувашской души. И сам художник уходит туда от этой скучной
действительности, в практике визуализации его ум связывается с конечной
(объективной) реальностью. Он ищет п р о с в е т л е н и я. Пристально
вглядываясь в самого себя, вопрошает - и не слышит ответа. Художник
останавливается (и вынуждает остановиться нас) и аккуратно, как чертеж,
вырисовывает излюбленные объекты и прописывает п у с т о т у, которая
их окутывает и укрывает.
Можно ли видеть п у с т о т у? Никто,
ничего, никого. Как абсолют это будет полная беспредметность. Это
хорошо понимал Казимир Малевич: "Ничто" нельзя исследовать, ни изучить,
ибо оно "ничто", но в этом "ничто" явилось "что" человек, но так как
"что" ничего не может познать, то тем самым "что" становится "ничто",
существует ли отсюда человек или существует Бог как "ничто", как
беспредметность. И не будет ли одна действительность того, что все то,
"что" появляется в пространстве нашего представления, есть только
"ничто" ("Бог не скинут", 1922). Ему вторит его верный последователь
Геннадий Айги:
деревья видеть - словно спать
приоткрывая в даль
сиянья край (и снова - край):
о этот ветр - за ветром!
из "ничего не надо" да из "никого не надо"
( и все светлей светлей:
"о просто ничего")
( Далекий рисунок, 1979)
Петров шел к этому н и ч т о. И
пытался разгадать в п у с т ы х разрезах пространства божьи каракули.
Когда Петру Петрову было всего десять лет, Айги писал:
А снежинки
все несут и несут на землю
иероглифы бога
(Смерть, 1960)
И подобно поэту он смог узреть эти б е л ы е знаки.
* * *
Я полагаю, совпадение ряда
категорий и топик (белизна - снег, остойчивость, возвращение к "местам",
которые конкретны и абстрагированы, грань между сном и пробуждением,
постоянство дерев, уход в …) у поэта Айги и чувашского метафизика П.
Петрова не случайны. Хотя и пришли они к ним самостоятельно. Слово Айги
обнажено, картины Петрова как окна в пустоту. Слово Айги со-творяет
свет, в ландшафтах и композициях Петрова тоже ощущается неяркий и спокойный свет.Такой
свет первоначально таится в сумеречных состояниях души и лишь потом
строит пространство поэтического и художественного текста.
И поэт, и художник - каждый по-своему - говорят об опустошенной реальности нынешнего смятенного настроя чувашской души.
Атнер Хузангай
P.S.
Отпевание и похороны художника состоялись 3 ноября. В ночь с 3-го на
4-е шел снег, и наутро пейзаж был типично петровский: белизна, крыши
домов, засыпанные снегом, и, так как было воскресенье, - редкие фигурки
прохожих.
СЛОВО ПРОЩАНИЯ
 Ушел из жизни Петр Варфоломеевич Петров, известный живописец, заслуженный художник Чувашской Республики.
П.В. Петров родился 15 апреля
1950 г. в дер. Кильдюшево Яльчикского района Чувашской АССР. Детские
годы прошли в Казахстане. В 1971-72 гг. учился на
художественно-графическом факультете Чувашского государственного
института им. И.Я. Яковлева. Работал в Дагестане, Тыве, на кафедре
изоискусства ЧГПИ им. И.Я. Яковлева (1972-76), художником оформителем
Чебоксарского приборостроительного завода (1976-77), с 1977 г.
художник-живописец ЧТПМ ХФ РСФСР, в 1984-86 гг. - преподаватель
Чебоксарской художественной школы №2, с 2000 г. по 2012 г. -
преподаватель кафедры дизайна Чувашского государственного университета
им. И.Н. Ульянова. Член Союза художников СССР (1977).
В своем творчестве П.В. Петров сумел по-новому осмыслить чувашский ландшафт и дать ему метафизическое прочтение.
С 1976 г. участник всероссийских
и всесоюзных выставок, провел 8 персональных выставок (1982-2003 -
Чебоксары, Яльчики, Новочебоксарск, Москва). В 1984 г. картина "Осенний
день" (1978) была удостоена серебряной медали ежегодного Салона
французских художников (Париж).
Выражаем искренние соболезнования всем родным и близким.
От имени друзей А.П. Хузангай
В
оформлении статьи использованы картины Петра Петрова "Зима" (1987),
"Ноябрь" (1989), "Зимний мотив" (1982), "Зима в Слакбашах" (1987),
"Пейзаж" (1975), "Сумерки" (1972). http://www.irekle.org/articles/i21.html
| 
